Глава V. Зов утраченной юности
Чудесная музыка Прелюдии к «Сорочинской ярмарке» стала известна слушателям в оркестровой транскрипции Ан. Лядова, выполненной со свойственным ему изящным мастерством (в 1904 г.). Нельзя не заметить, однако, что его партитура весьма приукрасила скромный оригинал, лишив его обаяния простоты. Пользуясь темами Мусоргского, Лядов разрабатывал их, следуя собственному замыслу, и смастерил из них развернутую концертную увертюру. Характерно, что Римский-Корсаков, услышав эту увертюру, заметил: «Вступление к «Сорочинской ярмарке» звучит мило; пиеса милая, но, несмотря на темы Мусоргского, с Мусоргским ничего общего не имеет». Оценка объективно справедливая. Прелюдия к «Сорочинской» очень проста по замыслу, лаконична по форме, своеобразна по выражению. Эта музыка проникнута терпким ароматом степного приволья. Придавать ей искусственное изящество — все равно что опрыскивать духами полевые цветы.
Оживленная сцена сельской ярмарки открывает первое действие оперы. Шумная, празднично возбужденная толпа, снующая среди лотков, навесов, телег, волов. Несмолкаемая разноголосая речь чумаков, торговцев, баб, цыган, евреев, паробков, дивчат...
Сцена построена великолепно. Динамичный мотив «ярмарочной суеты» прямо из Прелюдии к опере —
вторгается в действие, зачиная музыку, живописующую движение и гомон пестрой толпы. Этот простонародный мотив-яаигрыш, основанный на терпком сочетании двух капризно ритмованных кварт, заимствован Мусоргским из его музыки к «Младе» (сходная по ситуации «сцена торга») и весьма остроумно разработан в многокрасочной хоровой экспозиции ярмарочной сцены. Он модифицируется, перестраивается, сплетается с другими мотивами и попевками, то исчезает, то вновь промелькивает, но его остро пульсирующий ритм мы все время ощущаем в переменчивом круговороте ярмарочной суеты. Бойкие выкрики торговцев, наперебой выхваляющих свои товары («Колеса! Вот горшки! Дыни, баклажаны! Шапки, ленты!..» и т. д.), перебиваются внезапно затеянной перебранкой цыган у шинка, которую тут же сметает лихая песня казаков и паробков «Гаю, гаю, молодцы...», но не надолго — вновь раздаются зазывающие голоса торговцев и цыган... Впрямь, как у Гоголя: «Волы, мешки, сено, цыганы, горшки, бабы, пряники, шапки — все ярко, пестро, нестройно, мечется кучами и снуется перед глазами. Разноголосные речи потопляют друг друга...».
Среди этой шумно говорливой толкотни показывается Черевик с дочкой Парасей. У отца одна забота — продать пшеницу и кобылу. Дочку влечет иное. Она впервые попала на ярмарку, и все здесь ей внове, все манит и радует взор восемнадцатилетней девушки. Восхищенными глазами оглядывает она открывшийся ей мир удивительных вещей. Обаянием наивной юности проникнуто ее песенное ариозо «Ах, тятя, что ж это за ленты, что за диво...» (одна из главных тем Прелюдии; ср. клавир, стр. 2 и 14).
Естественным продолжением ариозной сценки Параси служит оживленный хорик дивчат, затевающих игру с паробками («Собирайтеся, подружки»). Заливистые голоса дивчат подхватывают нежный напев Параси, придавая ему задорный, плясовой характер. В игру вступают паробки. В ярмарочном гуле разгорается веселая «жартовливая» песня (мелодия которой также разработана в Прелюдии). Увлеченная игрой Парася не может не заметить, что один из паробков не сводит с нее глаз...
Неожиданно появляется Цыган — «заведующий комедией», как именует его Мусоргский в шутку, но со смыслом (см. клавир, стр. 20). Это мастак на ловкие выдумки, из которых умеет извлекать себе пользу. Не от его ли хитрой выдумки произошла таинственная и смешная кутерьма в Сорочинцах!.. Характеристика Цыгана весьма колоритна: он представлен важною, степенною музыкою, в которой то и дело «подмигивает» веселая ритмическая попевка гопака. С загадочной ухмылкой Цыган сообщает доверчивым чумакам о нечистой силе в красной свитке, смущающей божий люд. Рассказ производит впечатление. При упоминании беса, поселившегося в старом сарае, возникает страховитая тема Красной свитки: