Глава V. Зов утраченной юности
Своим гармоническим обличьем (хроматическая цепь больших и увеличенных трезвучий) тема напоминает мрачное заклятье Досифея («Да сгинут плотские козни ада...», ср. пример 163). Но характерный интонационный поворот речитатива — с комичнейшим скачком на нону вниз (как раз при словах «Красная свитка») — придает «адским гармониям» темы оттенок пародийности.
Онемев от суеверного страха, Черевик и Кум слушают Цыгана, который продолжает расписывать бесовские козни Красной свитки. А тем временем Паробок заводит нежный разговор с Парасей. В музыке их лирического объяснения (на фоне речитативного рассказа Цыгана) модифицированный мотив Прелюдии (пример 164) сплетается с песенными интонациями ариозо Параси и хорика дивчат («Собирайтеся, подружки»; ср. клавир, стр. 16 и 24):
Сценическое развитие идет в живом комедийном темпе. Черевик, вдруг заметивший свою дочку с Паробком, сердито прерывает их «любовные сказки». А находчивый Паробок весело приветствует «пана Солопия Черевика» и обескураживает его чистосердечным признанием в любви к Парасе. Забавный диалог построен на искусной разработке украинской народной песни «Як пишов я до дивчины», а в признании Паробка вновь звучит мотив лирического объяснения с Парасей (см. клавир, стр. 29. Мепо mosso). Черевик, не долго думая, дает свое согласие на сватовство и по сему случаю отправляется вместе с Паробком и Кумом в шинок. День клонится к вечеру. Ярмарочный гул мало-помалу стихает. Реприза начального хора торговцев — в сокращенном варианте— завершает большую ярмарочную сцену. Толпа редеет. Народ расходится.
На фоне угасающего гула ярмарочной суеты развертывается новая колоритная сценка (Andantino lаmentabile): Черевик и Кум выходят из шинка и «бродят в полумраке, натыкаясь нередко на различные предметы» (ремарка Мусоргского). Оба навеселе, перебивая друг друга, напевают любимые мотивы.
С бесподобным комизмом звучат в их интерпретации украинские песни «Та бодай тая степова могила» (Кум тянет ее на слова «Вдоль по степям, по привольным...») и «Ой, вже ж чумак дочумаковався». Путаясь и пошатываясь, чумаки, наконец, выбираются на дорогу и с заметным оживлением подхватывают вместе шуточную «Ой, дуду, рудуду...».
Эта маленькая юмористическая интермедия (клавир, стр. 38—42) задумана была, очевидно, как введение в сцену Черевика с Хиврей, которая, увы, не сохранилась (возможно, и была сочинена Мусоргским, но осталась незаписанной). Ее дописал В. Шебалин, довольно точно придерживаясь гоголевского текста (четвертая глава повести) и умело пользуясь тематическим материалом Мусоргского. Содержание сцены известно. Черевик, увидя Хиврю, радостно сообщает ей, что нашел доброго жениха Парасе. Однако эта весть приводит Хиврю в самое неприятное расположение духа; она осыпает мужа колкими насмешками. И чем более выхваляет жениха Черевик, тем более свирепеет его сварливая супруга. Дело кончается солидною взбучкой. «Туда, к чорту! Вот тебе и свадьба!» — бормочет озадаченный Черевик. Торжествующая Хивря вталкивает его в хату. Печально-комическим рефреном звучат знакомые мотивы «Ой, чумак...» и «Дуду, рудуду» в заплетающейся речи Черевика.
Паробок, оказавшийся невольным свидетелем бурной сцены, охвачен горькими размышлениями. Певучая «думка» Паробка «Зачем ты, сердце, рыдаешь и стонешь?..» — одна из поэтичнейших страниц музыки Мусоргского. В нежной фригийской мелодии «думки» —
с подкупающей простотой выражена глубокость искреннего чувства без малейшего намека на оперную сентиментальность. Песенный образ Паробка отличен ясностью народного характера и в то же время неповторимостью индивидуальной окраски.