Глава II. Опера и народ

Воспользовавшись тупостью приставов, заподозривших в неповинном Варлааме «еретика и вора Гришку», он, ловко переменяя в чтении текст указа, поворачивает его против своего товарища. Пристава бросаются на остолбеневшего от удивления Варлаама. Но тут в нем просыпается кондовая мужицкая сила. Могучим рывком отшвыривает он дюжих исправников— «Ну какой я Гришка!» (своенравный зычный мотив Варлаама). Вырвав указ, он напряженно вглядывается в мудреные письмена. Тоскливый напев гобоев — «Как едет ён...» — говорит нам о душевном состоянии Варлаама. Медленно, по складам читает он злополучный указ и постепенно вновь «оживляется: обман Григория ясен... Неожиданный взмах блеснувшего ножа, резкий прыжок в окно. Григорий исчезает. Испуг. Оторопелость. Беспорядочные крики «держи его» и запоздалая погоня. В оркестре тревожно бьется начальная попевка темы вступления к народной драме...

Второе действие — Царский терем в Кремле — Мусоргский написал дважды. Работая над основной редакцией оперы, он не переделывал это действие, а целиком пересочинил его. Выше говорилось уже, что обе редакции художественно равноценны, но в драматургическом отношении, естественно, во многом различны. Различия очевидны и в планировке действия (включая текст либретто), и в музыкально-сценическом развитии, и в характеристиках персонажей, особенно Бориса Годунова и Василия Шуйского.

Содержание действия в предварительной редакции изложено предельно сжато. Краткая экспозиция (сцена Федора и Ксении — Борис среди семьи) служит вводным эпизодом к центральной части, раскрывающей драму Бориса (монолог «Достиг я высшей власти...» и бурная сцена с Шуйским). Финал — Борис, терзаемый муками совести (монолог «О, совесть лютая, как страшно ты караешь!»).

Композиция второго действия в основной редакции гораздо обширнее (и по размерам почти вдвое больше). Не только потому, что Мусоргский ввел ряд новых — промежуточных и связующих — эпизодов, но и потому, что узловые драматические сцены разработаны подробнее. Грани действия раздвинуты. Экспозиция здесь — развернутая картина быта в царском тереме, представляющая красочно динамичный фон музыкально-сценического действия. Монолог Бориса «Достиг я высшей власти» капитально переработан и содержит большое законченное ариозо («Тяжка десница грозного судии...»). Начало сцены с Шуйским пересечено остроконтрастным «бытовым» эпизодом с мамками и рассказом царевича Федора о попугае. Диалог Бориса с Шуйским значительно расширен. Финальная моносцена страданий преступного царя дополнена эпизодом с курантами.

Перед нами два существенно различных варианта драматургического решения творческой задачи. И поскольку уже первый вариант выполнен в художественном отношении безупречно (факт общепризнанный), возникает вопрос: что заставило Мусоргского обратиться к новому варианту, т. е. заново пересочинить центральное действие оперы? Для выяснения этого вопроса недостаточно ограничиться даже самым детальным сравнительным анализом обеих редакций данного действия, рассматриваемых замкнуто — вне контекста всего сочинения в целом. Ведь в процессе развития замысла весь облик оперы-драмы принимал иные, новые очертания. В разраставшейся музыкально-сценической композиции — с большим «польским актом» (в двух картинах) и мощно развернутым финалом «Под Кромами» (по существу, тоже целым актом) — иначе должно было быть трактовано центральное действие оперы. Это диктовалось не какими-либо привходящими соображениями, а самою логикою драматургии, законом единства целого в органичном соотношении контрастных частей его.

Основная редакция второго действия создавалась одновременно с сочинением музыки «польского акта» и обдумыванием Сцены под Кромами. Охватывая открывавшуюся перспективу музыкально-сценического развития оперы, Мусоргский тщательно отрабатывал новую, расширенную композицию действия в царском тереме. Он пожертвовал сжатостью изложения первоначальной редакции, броской лапидарностью характеристик, но не ослабил идейной остроты своего замысла, претворенного в масштабной драматургии действия. Замедлив темп сценического движения, он усилил его внутреннюю напряженность; шире очертив подвижный «бытовой» фон действия, он углубил психологическую обрисовку характера царя Бориса.

← в начало | дальше →