«Борис Годунов»

Опера делилась у Мусоргского на семь картин, составляющих четыре действия. Первая картина — двор Новодевичьего монастыря; народ просит Бориса Годунова принять царство. Вторая картина — Московский Кремль; венчание Бориса на царство. Третья картина — келья Чудова монастыря; в разговоре с летописцем Пименом инок Григорий Отрепьев задумывает назвать себя царевичем Дмитрием. Четвертая картина — в корчме на литовской границе; Самозванец-Отрепьев убегает в Польшу. Пятая картина — царский терем в Кремле; Борис Годунов беседует с детьми; боярин Шуйский рассказывает о Самозванце; Борис испытывает муки и угрызения совести. Шестая картина — площадь у собора Василия Блаженного; Юродивый называет Бориса царем-убийцей; Борис молчит, народ в ужасе расходится. Седьмая картина — заседание боярской думы; страдания и смерть Бориса. Первая и вторая картины, объединенные по смыслу мотивом венчания на царство, составляли первое действие оперы; третья и четвертая, где возникает замысел Самозванца,— второе; пятая картина, где Борис впервые сталкивается с известием о Самозванце — «Димитрии»,— третье действие; шестая и седьмая картины, открыто обнажающие трагический конфликт Бориса с народом и его внутренний разлад, являлись убедительной развязкой драмы.

Такая драматургия вызвала у товарищей Мусоргского возражения. Стасов, например, считал, что композитор непозволительно сузил трагедию Пушкина; друзья-композиторы советовали ввести польский акт (как в «Иване Сусанине» Глинки) и расширить оперу. Но Мусоргский спорил и защищал свое произведение, как мог; он чувствовал, что его трактовка цельна и убедительна. Стасов писал Балакиреву: «Мусоргский уперся со своим „Борисом". Хорошо, говорит, да и только, хоть кол на голове теши». Та сконцентрированность на центральном образе, которую ему ставили в вину, была выражением склонности композитора к тончайшему анализу душевных переживаний человека, способности его к психологически достоверной передаче всей глубины сильных человеческих страстей — того, что стало так характерно для эпохи позднего романтизма.

Осенью 1870 года композитор представил свою оперу комитету капельмейстеров и дирижеров Мариинского театра, который должен был решить вопрос о ее постановке. Решение комиссии было отрицательным. Одной из причин отказа было отсутствие центральной женской роли, а также преобладание ансамблей над сольными номерами — иначе говоря, нетрадиционность и новизна оперы!

Мусоргский был глубоко потрясен этим отказом; после огромного напряжения и творческого взлета падение было столь болезненно! Друзья стали убеждать композитора ввести польский акт с женской ролью (исполнительницей предполагалась замечательная певица, большой друг балакиревского кружка Юлия Федоровна Платонова) и вообще расширить оперу. Мусоргскому пришлось пойти на компромисс: слишком дорога ему была судьба «Бориса Годунова».

Переработка, то есть вторая редакция оперы, вскоре снова сильно захватила композитора. К тому же он не пассивно воспринял советы товарищей, а загорелся психологической задачей — сплести любовную линию Самозванца и Марины Мнишек с линией иезуитской интриги.

Кроме того, отличный совет дал Никольский: закончить оперу не смертью Бориса, а массовой народной сценой с многозначительным окончанием. У Пушкина его знаменитая заключительная ремарка «народ безмолвствует» полна глубочайшего смысла: ужаснувшись зверской расправе бояр над детьми Бориса Годунова, народ молчит, несмотря на приказ бояр славить Самозванного царя Димитрия (этого Лжедмитрия и поляков народ скоро возненавидит еще больше, чем Бориса). Во второй редакции оперы последние слова Мусоргский поручает Юродивому как «гласу народа»: «Скоро враг придет и настанет тьма, темень темная, непроглядная; горе, горе Руси, плачь, плачь, русский люд, голодный люд...» Но если у Пушкина народ еще не мыслит о бунте, то у Мусоргского в финале оперы он предстает уже в неудержимости стихийного движения.

Такое окончание действительно было удачным для нового варианта. Оно давало иную, более определенную акцентировку в развитии драматургической линии народных сцен и являлось выразительной концовкой всей оперы.

← в начало | дальше →