Глава IV. Трагедия «Хованщины»

Драматизм сцены после динамической кульминации народного возбуждения (Agitafo, клавир, стр. 48) не ослабевает, а усиливается. Во время чтения надписей ошеломленные крестьяне узнают о бедствиях боярской крамолы и зверствах стрелецкого бунта: письмена на медных досках гласят о пытках, казнях и ссылках. Мерная речитация подьячего, выразительно оттеняемая тревожной остинатной фигурой сопровождения, перебивается взволнованными репликами народной толпы. В оркестре вновь возникает и разрабатывается тема стрелецкого самовластья (клавир, стр. 55 .и след., ср. пример 140). Толпа встревожена и подавлена тяжелой вестью о правежах и смуте. Проникновенно-скорбный хор — крестьянское раздумье «Ох, ты родная матушка Русь...» — смысловая кульминация всей этой замечательной сцены, составляющей важнейшую часть экспозиции народной драмы:

...Стрелецкие трубы возвещают начало торжественного обхода князя Ивана Хованского. Площадь наполняется шумным движением пестрой, разноликой массы — стрельцы, мальчишки, бабы, пришлые люди.

Звучит, разрастаясь, мощный C-dur'ный хор встречи, построенный па колоритном развитии величальной темы (клавир, стр. 64 и далее). Все сливается в праздничной суете. Только пришлые люди держатся сторонкой; им невдомек — «чтой-то за праздник на Москве?..». Наконец показывается, окруженный свитой, «сам большой» Хованский. Он шествует неторопливо, с высокомерной важностью, «себя собою составляя, собою из себя сияя». Его характеристика — лейтмотив

напоминает тему стрелецкого самовластья, естественно связана с нею (ср. пример 140) и в то же время отлична от «ее остро выраженными чертами личности Хованского. Переинтонируя тему самовластья, Мусоргский несколькими точными штрихами придает ей неповторимую характерность облика стрелецкого бати, спесивого князя — «тараруя». Лейтмотивная характеристика Хованского служит подвижной основою развития образа, модифицируется и дополняется не менее характерным рефреном, которым очерчен и первый монолог стрелецкого бати, обращенный к притихшей толпе: «Дети мои! Москва и Русь в погроме великом от татей бояр крамольных...» —

Хованский подольщается к чувствам народа, натерпевшегося от лихой боярской неправды, жаждущего избавиться от боярского гнета,— и народ доверчиво отзывается: «Правда, правда! Тяжко нам!», а в оркестре торжествующе звучит лейтмотив тараруя Хованского. Игра на обман легко ему удается; «...подъяли мы труд великий... крамолу извели»,— хвастливо заверяет он толпу. Хованский направляется далее «в обход по Москве», сопровождаемый трубными фанфарами и хором славы (разработка народной величальной песни «Слава лебедю», Es-dur). Площадь пустеет.

На фоне замирающих звуков величального хора в действие драмы вторгается возбужденная музыка погони (Agitato, стр. 82). Неожиданным контрастом развертывается бурная романтическая сцена. Стремительно вбегает испуганная лютерка Эмма. За нею гонится боярский сын Андрей Хованский и, настигнув, грубо домогается ее любви. Она бьется в его объятьях, как пойманная птица, и молит о пощаде, но слышит неотвязное: «отдайся мне!». Распалившийся Андрей сулит ей за любовь царский венец, проговариваясь о тайных замыслах Хованских. Эмма в отчаянии... Проходившая мимо раскольница Марфа останавливается и, незамеченная, следит за ними. В критический момент, когда Андрей готов прибегнуть к насилию, Марфа резким движением отстраняет его.

Музыка сцены до появления Марфы не особенно примечательна; она колоритно передает остроту положений в сюжетном развитии действия, но сами действующие лица, Эмма и Андрей, охарактеризованы «общими» приемами романтической мелодрамы. Речитативы Эммы, обвиняющей Андрея («Вы убили отца моего; вы жениха изгнали...»), стушевываются часто повторяемой патетической ритурнелью (g-moll); «молодеческая» тема Андрея («Нет, нет, голубке не уйти от сокола...» — клавир, стр. 83), более широко разработанная, рисует еще только внешний облик разгульного княжича.

← в начало | дальше →