Глава V. Диалектика души

Здесь, как и в «Савишне», образное развитие музыкальной речи зиждется на короткой (тоже пяти-дольной) теме, выразительная характерность которой оттенена острой интонацией издевки — мерное восходящее движение «вкрадчивых» попевок обрывается торопливым озорным выкриком: живого образа. Слово, музыка, жест сливаются в неразрывном единстве сценического движения, определяющего и своебытность тематического развития. Оно переменчиво, как переменчивы еыходки беспризорного забияки в его озорной игре с несчастною старухой. Мусоргский тонко пользуется изобразительными средствами, показывая комизм этой жестокой мальчишеской игры. Вот озорник высмеивает неловкость хромой старухи («Ходишь селезнем, спотыкаешься...») — и в музыке воспроизводится смешной «спотыкающийся» ритм ее походки. Или вот он представляет старуху страшным пугалом («По лесам бредешь, звери мечутся...») — и мы слышим таинственные звучания гротескной фантастики.

В экспозиции сценки обозначается реальная интонационная сфера, в которой возникают зримые черты.

Подобного рода примеров в пьесе немало, и они, конечно, не случайны. Ибо комическая изобразительность озорной «игры», психологически мотивированная, усиливает — контрастными бликами светотеней — драматизм сценки. Ц. Кюи говорил, что «Озорник» Мусоргского — это «мучительное скерцо, полное силы, новизны, музыкальное от начала до конца и отличающееся замечательным техническим совершенством, тонкой и верной декламацией, которой так просто и естественно подчиняется и ритм, и такт». Характеристика справедливая.

«Озорник» вызывал у слушателей горькую улыбку сострадания, «Козел» — веселый смех. Эта пьеса, названная композитором «светской сказочкой», написана в новом для музыки жанре басни, обличительный смысл которой раскрывается в забавной аллегории: шла девица прогуляться, повстречался ей козел, «старый, грязный, бородатый, страшный, злой и весь мохнатый, сущий чорт», перепугалась девица и убежала чуть жива; вот пришла пора ей замуж, повстречался барышне другой, великосветский козел — «старый и горбатый, лысый, злой и бородатый, сущий чорт», но его она ничуть не испугалась — «она к мужу приласкалась, уверяя, что верна...». Идея басенки сама по себе не нова, но звучит в тексте и особенно в музыке Мусоргского свежо. Остроумное сопоставление иронии и гротеска в метких интонационных характеристиках светской барышни и козла в его двух «лицах», броская простота сюжета, оригинальная изобразительность фортепианного сопровождения, с невозмутимым юмором комментирующего смысл «сказочки»,— все это обусловило громадный успех басенки про козла, едко высмеявшей лицемерие нравов светского общества.

Совсем иные чувства и думы воплотились в сердечной лирике песни «По-над Доном сад цветет». Она овеяна мечтательностью чистой любви, настроением тихой и светлой грусти. «Мусоргский среди своего томящегося глубиной скорби творчества однажды ощутил дыхание светлого луча,— говорит Б. Асафьев.— Луч этот осветил перед ним на момент кусок простой правды чувства — явление простодушной любви — в живописности ее окружения:

По-над Доном сад цветет,
Во саду дорожка;
На нее я бы все глядел,
Сидя у окошка...

Там внутри есть две строфы наивной, нежной лирической звукописи Мусоргского, незабываемой красоты интонационного рисунка, хотя и не классически завершенного:

Не забыть мне никогда,
Как она глядела!
Как с улыбкою любви
Весело краснела!

Не забыть мне, как она
Сладко отвечала,
Из кувшина в забытьи
Воду проливала...

Эта лирика, что полевой цветок в творчестве Мусоргского!».

Характеристика прекрасна. В одном только Асафьев не прав. Песня «По-над Доном сад цветет» редкостное, но не единственное проявление светлой лирики в творчестве Мусоргского. Она скромно зарождалась в ранних песнях композитора, выразительно и полнозвучно раскрылась в проникновенных романсах «Ночь» (стихи Пушкина) и «Желание» (стихи Гейне). Образы просветленной нежной лирики сердца возникали и позднее. Ее тонкий мерцающий луч пробивался среди «томящегося глубиной скорби творчества» Мусоргского. Он не угас и в последние, сумрачные годы жизни композитора, озарив теплым прощальным светом правду живого чувства — простодушную любовь Параси и паробка Грицько в обаятельной музыке «Сорочинской ярмарки».

← в начало | дальше →