Глава II. Новое время

Движение, лишенное организующей воли революционного класса, не могло быть и, конечно, не было единым. Наталкиваясь повсюду на бесчисленные препятствия, преодолевая или, чаще, обходя их, оно развивалось стихийно и дробно в трудной обстановке русской действительности шестидесятых годов, В себе самом оно несло противоречивые тенденции, которые вырисовывались все резче, острей, обнажая противоборствующие силы дальнейшего развития. Но и тут была своя историческая закономерность.

«...Жизнь идет вперед противоречиями, и живые противоречия во много раз богаче, разностороннее, содержательнее, чем уму человека спервоначалу кажется»,— говорил В. И. Ленин. Общественное движение шестидесятых годов, в его живых противоречиях, отражало сложный процесс перестройки русской жизни в кризисную, переломную эпоху.

Падение крепостного права встряхнуло весь народ. В стихийном натиске поднялись прогрессивные, демократические силы страны. Наступление реакции могло лишь тормозить, дробить, глушить передовое общественное движение, но остановить или повернуть его вспять оно не могло. Жизнь шла вперед. Борьба продолжалась.

Эта борьба одухотворила бурное развитие русской культуры, национальное обновление и прогресс русского искусства.

* * *

В начале шестидесятых годов сформировался состав балакиревского кружка, определились реальные перспективы его разносторонней — творческой, музыкально-общественной, просветительской деятельности. И в течение каких-нибудь шести-семи лет эта деятельность приобрела размах необычайный, быть может, неожиданный и для самих балакиревцев. Маленький кружок вырос в Могучую кучку.

В 1861 году членом содружества стал семнадцатилетний гардемарин Н. Римский-Корсаков, многообещающее дарование которого проявилось уже в Первой его симфонии, сочинявшейся под руководством Балакирева. Вскоре гардемарин должен был отправиться на клипере «Алмаз» в дальнее учебное плавание к берегам Америки. В его отсутствие, осенью 1862 года, в кружке появился новый соратник — А.Бородин, адъюнкт-профессор химии в Медико-хирургической академии, только что вернувшийся из трехлетней научной заграничной командировки. Тогда-то, в доме Балакирева, состоялась третья его встреча с Мусоргским.

— Мы снова узнали друг друга сразу, вспомнили обе первые встречи,— писал впоследствии Бородин.

Мусоргский тут уже сильно вырос музыкально. Балакирев хотел меня познакомить с музыкою его кружка и прежде всего с симфонией «отсутствующего» (это был Н. А. Римский-Корсаков). Тут Мусоргский сел с Балакиревым за фортепьяно (Мусоргский на primo, Балакирев на secondo). Игра была уже совсем не та, что в первые две встречи. Я был поражен — блеском, осмысленностью, энергией исполнения и красотою вещи. Они сыграли финал симфонии. Тут Мусоргский узнал, что и я имею кое-какие поползновения писать музыку, стал просить, чтобы я показал что-нибудь. Мне было ужасно совестно, и я наотрез отказался. Вскоре мы сошлись с Модестом Петровичем ближе...

Балакирев действовал решительно. Верный своему принципу: учить и учиться сочинять — сочиняя, он с места в карьер предложил Бородину писать русскую симфонию и увлек его этой идеей...

← в начало | дальше →