Великое свершение

Истинной вершиной не только этой сцены, но и всех народных сцен стал мощный, зажигательный хор «Расходилась, разгулялась сила молодецкая!». Слова, а отчасти и характер напева навеяны так называемыми «разбойничьими» и молодецкими народными песнями, в которых отразились вольнолюбивые чувства народа. Еще ни в одном произведении не выражал Мусоргский с такой силой буйный, неукротимый порыв, хотя он близко подошел к этому в Боевой песне ливийцев из «Саламбо».

В заключительной сцене Мусоргский решил еще раз вывести всех появлявшихся ранее действующих лиц из народа — Варлаама с Мисаилом, Юродивого.

Варлаам и Мисаил выступают на этот раз как активные заводилы восстания, искусно раздувающие ненависть народа к Борису. Бунтарская сущность образа Варлаама стала теперь совершенно очевидной, и Мусоргский имел все основания сказать: «Варлаам и Мисаил вызывали смех, пока не показались в сцене „бродяг": тогда смекнули, какие опасные звери эти, по-видимому, смешные люди».

Что касается Юродивого, то ему была приуготована еще более значительная роль. Хор «Расходилась, разгулялась» — вершина, но еще не конец оперы. Мусоргский не мог завершить им оперу; это противоречило бы его представлению о правде истории. Народ во времена Бориса Годунова, как и современное Мусоргскому крестьянство, был способен лишь на отдельные яростные вспышки, за которыми обычно следовали горькое похмелье и новое, еще более жестокое закабаление. И композитор показал, как, едва стряхнув с себя иго Борисовых правителей, доверчивый, обманутый народ добровольно отдает себя во власть нового царя, авантюриста и предателя родины.

Едва успел прозвучать могучий хор, как начинается новый эпизод. Слышится песнопение католических монахов из свиты Самозванца, а вскоре трубы возвещают и о приближении его самого. Народ встречает его ликованием, как избавителя, и, распевая «Славу», устремляется вслед за его поездом. Сцена пустеет. Остается один Юродивый. С тревогой всматривается он в полыхающее на небе зарево и прислушивается к звукам отдаленного набата. Горят людские селения, война идет по земле. И в наступившей тишине раздается печальная песня Юродивого, выражающая думы самого автора о тяжкой участи родного народа:

Лейтесь, слезы, лейтесь,
Слезы горькие.
Плачь, плачь, душа
Православная,
Скоро враг придет,
И настанет тьма,
Темень темная,
Непроглядная.
Плачь, плачь, русский люд,
Голодный люд...

Итак, сцена под Кромами стала высшей точкой в развитии народных сцен и одновременно их итогом. Не окажись Мусоргский вынужденным изъять сцену у Василия Блаженного, образ народной массы получил бы в опере необычайно последовательное развитие: от состояния подавленности, безразличия к происходящим политическим событиям (сцена у Новодевичьего монастыря), через роковую встречу с царем, когда все силы напряжены и гнев вскипает, но еще действует воспитанная веками привычка к слепому повиновению (у Василия Блаженного),— к раскрепощению внутренних сил, к открытому восстанию (под Кромами).

Воспев могучую народную силу, Мусоргский вместе с тем глубоко правдиво показал и корни трагической судьбы народа, его бесправие, слепую веру в царя, неумение взять свою судьбу в собственные руки.

«Борис Годунов» оказался первым в истории мировой оперы произведением, где с такой глубиной, проницательностью и правдивостью говорилось о народных судьбах, где народу было уделено столь значительное место.

Свое детище Мусоргский посвятил товарищам по кружку. В посвящении он необычайно ярко выразил основную мысль оперы: «Я разумею народ как великую личность, одушевленную единою идеею. Это моя задача. Я попытался разрешить ее в опере».

← в начало | дальше →