В боевом строю
Еженедельно собирались балакиревцы у него на квартире и каждый раз жадно, с трепетом приобщались к очередному куску рождавшегося на их глазах произведения. Каждую сцену исполняли сразу на голоса. Это были замечательные минуты. Автор артистически исполнял партию Дон-Жуана. Мусоргский пел Лепорелло, и при этом обнаруживал новые, ярко комедийные грани своего исполнительского таланта. Много лет спустя Стасов уверял, что лишь Мусоргский да великий Петров, певший партию Лепорелло на премьере в театре, смогли так замечательно раскрыть этот образ. В исполнении «Каменного гостя» участвовали и два новых члена кружка: талантливые молоденькие Александра Николаевна и Надежда Николаевна Пургольд, одна — певица, другая — пианистка. Этих девушек Даргомыжский знал и опекал еще во времена их детства. Александру Николаевну он обучал пению, и она оказалась самой талантливой из всех его учениц, верной последовательницей его исполнительских заветов. В «Каменном госте» она пела обе женские партии. Ее сестра аккомпанировала певцам, заменяя оркестр (А. Н. Пургольд, в замужестве Молас, вошла в историю как выдающаяся камерная певица, усердная пропагандистка творчества композиторов Могучей кучки. Н. Н. Пургольд стала женой, верным другом и помощницей Н. А. Римского-Корсакова.).
Вспоминая эти времена и характеризуя отношения балакиревцев к Даргомыжскому, Стасов писал: «Это был восторг, изумление, это было почти благоговейное преклонение перед могучей создавательной силой, преобразившей творчество и личность художника, сделавшей этого слабого, желчного, иной раз мелкого и завистливого человечка — каким-то могучим гигантом воли, энергии и вдохновения. «Балакиревская партия» ликовала и восторгалась. Она окружала Даргомыжского своим искренним обожанием и своими глубоко интеллектуальными симпатиями награждала бедного старика в последние дни его жизни за все долгие годы нравственного его одиночества и непризнавания своим же народом его великого исторического значения».
Помимо домов Балакирева и Даргомыжского, кружок собирался и в других местах. Жажда общения была так велика, новых сильных и ярких впечатлений было такое множество, появилось столько интересных музыкальных произведений, к которым хотелось вновь и вновь возвращаться, что товарищам было недостаточно двух встреч в неделю. Сходились у Стасова, у Кюи. Во второй половине 60-х годов перед кружком раскрылись двери гостеприимного дома Людмилы Ивановны Шестаковой, сестры Глинки. Одинокая в личной жизни, потерявшая после смерти горячо любимого брата своего единственного ребенка, Людмила Ивановна посвятила последние десятилетия своей жизни увековечению памяти Глинки, изданию и пропаганде его сочинений. Память о брате для нее была неразрывно связана с душевной тревогой о развитии и процветании всей русской музыки, а так как в Балакиреве и его соратниках она видела достойнейших представителей национальной музыкальной культуры, она и постаралась приблизить их к себе. Людмила Ивановна была женщина добрая и отзывчивая, готовая в нужную минуту оказать моральную или даже материальную поддержку. Особенно сильно привязался к ней Мусоргский. После смерти своей матери, Юлии Ивановны, скончавшейся в деревне в 1865 году, он очень нуждался в душевном тепле, а у Людмилы Ивановны он находил чисто материнскую ласку и сочувствие.
На музыкальных вечерах Шестаковой бывала чета ветеранов русской оперы — Осип Афанасьевич и Анна Яковлевна Петровы, артистическая молодость которых была неразрывно связана с первыми постановками опер Глинки. Они с огромной теплотой относились к балакиревской компании и охотно исполняли в домашнем кругу новые вокальные произведения молодых композиторов. К этому времени творчество композиторов Могучей кучки получило широкий отклик в Петербурге и в Москве. Кружок стал силой, с которой уже не могли не считаться даже его противники. Так, выдающиеся успехи Балакирева как дирижера концертов Бесплатной музыкальной школы заставили даже великую княгиню Елену Павловну пойти на временные уступки: под нажимом общественности она согласилась привлечь Балакирева к руководству симфоническими концертами Русского музыкального общества (для замены уехавшего за границу Рубинштейна). Как показало ближайшее будущее, это была непрочная, но зато блистательная победа передового лагеря. В руках Балакирева на протяжении некоторого времени оказались обе важнейшие концертные организации Петербурга, что открыло невиданные ранее возможности в деле музыкальной пропаганды (Балакирев руководил симфоническими концертами Русского музыкального общества в течение двух сезонов: 1867/68 и 1868/69 годов.). Друзья были счастливы. Некоторым из них в тот момент казалось, что наступило окончательное торжество передового направления.